Была у меня некая проблема налогово-юридического характера из недалекого прошлого. Вообще стараюсь федеральные налоги не платить, потому что я человек очень сильно бедный и у меня козы. Мне о козах и козлятах надо думать, а не о доходах чиновников и их друзей. Но я, конечно, их люблю очень и уважаю, но вот просто нет денег для них, в моем скромном деревенском бюджете не заложено, поэтому извините. И плачу только местные налоги: на имущество и земельный налог. Они не большие в деревне, за 2015 год было всего четыреста с чем то рублей вместе с транспортным налогом. Да и вообще, транспортный первый раз за последние десять лет платил, он тут просто копеечный по сравнению с Спб.
 
Но вот к моей налогово-юридической проблеме из недалекого прошлого все же не удавалось найти достойный выход (что бы не платить без последствий). Нужен был знающий человек, знающий налогообложение юридических лиц и разбирающийся в тонкостях. Понимающий всю систему и главное: на кого и зачем она работает. И как не попадать под молотки, спасая свои последние пятнадцать рублей, отложенные на овес для козьего стада. Я сделаю однозначный выбор, когда стоит дилемма кому отдать деньги: чиновникам или козам. Козы добрые, дают молоко и любят меня. Чиновники же злые, молока не дают и однозначно меня не любят. Они еще не любят дальнобойщиков, хохлов и Барака Обаму, но это уже их проблемы.
 
Мне порекомендовали такого человека в соседнем райцентре. Это очень старенькая женщина, Татьяна Германовна. Поехал к ней в сентябре и рассказал ситуацию полностью, ничего не утаивая. Она когда то, в перестроечные годы создавала районную налоговую и была там начальником почти десять лет. Потом вышла на пенсию, и осталась консультантом в этом же управлении. Твердая, очень высохшая и строгая старушка. Ну и конечно же, в очках.
 
Недавно ездил к ней, отвез немного сыра и мяса. Был до этого несколько раз у нее дома, но по делу. А сейчас ехал сказать спасибо и заодно поговорить. Человек в свои семьдесят пять лет вполне сохранил ясность ума и мыслительную активность, приветливость, оптимизм и доброту к окружающим. Таких людей не много, совсем не много. Если их разговорить, можно много о жизни узнать, и не только о их жизни. Мы все люди живем на одной планете и дорожки у нас одни и те же. К концу жизни правильному человеку дается много знаков и откровений и он вполне может поделиться ими, если задавать определенные вопросы и слушать внимательно.
 
У Татьяны Германовны муж умер через полгода после выхода на пенсию. В РФ мужчины не живут долго, тут вам не Европа. Он был замначальника РУВД, милиционером, и когда его выпроводили на пенсию, очень переживал. Вообще, семья принадлежала к районной верхушке в прошлом и по дому это чувствуется. Он большой и кирпичный в несколько комнат, в гулкий холодный коридор с высокими потолками выходят несколько дверей. В одной из комнат теплая печка, но углы не теплые. Дом не газифицирован, печное отопление.
 
Относим мясо в холодильник, там ребрышки и немного вырезки. Сыр Татьяна Германовна нарезает и мы пробуем его в виде бутербродов. На столе еще копченая рыба, ветчина и сало. Все порезано по московски тонко и почти прозрачно. Хозяйка рассказывает, что ест мало и аппетита у нее нет. Потом пьем чай с вареньями. Их несколько, появляется мед. Возле моей чашки четыре розетки, в них по несколько ложек тягучих сладких жидкостей. Я не съем столько.
 
Спрашиваю про детей и внуков. Тема для старой женщины бесконечная, но Татьяна Германовна не многословна:
– Внуков, когда маленькие были, привозили раньше на все каникулы из Москвы. У меня две дочки, обе разведены. Так получилось.
 
Больше этой темы она сама касаться не будет, но я буду осторожно спрашивать. Сама она как вышла замуж в восемнадцать лет, так и прожила. С мужем из одной деревни, там и жили первое время после свадьбы. Свадьба та как обычный семейный вечер была, нажарили картошки с луком и была бутылка водки на десять человек. Потом муж устроился в райцентр, в милицию. Так и переехали, жили в съемной комнатке, утром крысы по полу бегали. Пошла учиться на бухгалтера на курсы. Работала в колхозе, потом родила. Училась заочно в Пскове, получила два высших образования за двенадцать лет. Дети выросли, уехали учится в Москву и там остались.
 
– Дети выросли, у них свои дети. И жизнь своя. А я здесь.
На столе бумажная книга- сборник кроссвордов, в углу телевизор, накрытый покрывалом с вышивкой. На стене ковер с оленями. Почему дочки уехали в Москву? Ну учиться поехали. Да и перспективы только там, тут у нас не так. Они же молодые были, им женихи нужны. Не принцы, но достойных очень хотели. Обе девочки закончили школу с красными дипломами, умницы и красавицы. Сейчас то им по пятьдесят, такие серьезные тети.
 
– А я здесь.
Спрашиваю, как она отнеслась к распаду СССР. Страшно, говорит, было. Боялась, что война будет. Но все обошлось. Вы то, молодые, войны не боитесь, не прочувствовали. Татьяна Германовна рассказывает, как ее мать с старшей сестрой гнали вечером двух коров из деревни в райцентр на немецкий сборный пункт, что бы их не отобрали партизаны. Корова одна своя, другая соседская. Когда шли обратно, партизаны хотели их за сотрудничество с немцами пристрелить, но просто избили и отобрали у матери кофту из шерсти. Тем то и страшна война, что все кругом враги, и всех боишься. И немцев, и партизан. Законов никаких нет, и убить могут за теплую кофту. Даже за молоко. Просто так. Нет ни своих, ни чужих – смерть прилетит быстро. Надо только выжить, и все. Любыми способами.
 

 
Счастье есть, и она много раз испытала его. Когда дети росли, когда Гагарин полетел, когда дом построили. Каждый уголок целовать хотела, такое счастье было. В прошлом веке лучше жилось, счастливее. А этот век жесткий, страшный. Люди изменились сильно. Ей то уходить скоро, а вам, молодым жить. Телевизор она не смотрит почти, только две передачи по первому каналу и фильмы, какие-то сериалы. Приходит подруга вечерами, Галина Павловна. Пенсию приносят, не задерживают. Деньги отсылает дочке, младшей. Ей самой незачем, все есть.
 
– А в будущем, конечно, счастье будет кому то еще. Кому будет, кому нет. И живем мы не просто так, родились и умерли. Я вот уже и не хочу жить. А зачем? У меня все дела сделаны. Но живу же. Может еще дочкам буду нужна или внукам. Вот и держит Господь тут еще. Я здесь.
 
Она не хотела, что бы про нее писали, поэтому просила имя изменить. Я подобрал немного похожие по твердости имя и отчество.